Неточные совпадения
«Жить — нельзя!
Жизнь превращается в однообразную, бесконечную
драму».
Эти ее анекдоты очень хорошо сливались с ее же рассказами о маленьких идиллиях и
драмах простых людей, и в общем получалась картина морально уравновешенной
жизни, где нет ни героев, ни рабов, а только — обыкновенные люди.
Жизнь становилась все более щедрой событиями, каждый день чувствовался кануном новой
драмы. Тон либеральных газет звучал ворчливей, смелее, споры — ожесточенней, деятельность политических партий — лихорадочнее, и все чаще Самгин слышал слова...
Она как-нибудь угадала или уследила перспективу впечатлений, борьбу чувств, и предузнает ход и, может быть,
драму страсти, и понимает, как глубоко входит эта
драма в
жизнь женщины.
Если в молодости любовь, страсть или что-нибудь подобное и было известно ей, так это, конечно — страсть без опыта, какая-нибудь неразделенная или заглохшая от неудачи под гнетом любовь, не
драма — любовь, а лирическое чувство, разыгравшееся в ней одной и в ней угасшее и погребенное, не оставившее следа и не положившее ни одного рубца на ее ясной
жизни.
Когда же наставало не веселое событие, не обед, не соблазнительная закулисная
драма, а затрогивались нервы
жизни, слышался в ней громовой раскат, когда около него возникал важный вопрос, требовавший мысли или воли, старик тупо недоумевал, впадал в беспокойное молчание и только учащенно жевал губами.
— Так что же! У нас нет
жизни, нет
драм вовсе: убивают в драке, пьяные, как дикари! А тут в кои-то веки завязался настоящий человеческий интерес, сложился в
драму, а вы — мешать!.. Оставьте, ради Бога! Посмотрим, чем разрешится… кровью, или…
— Чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало, — заметила она и почти верно определила этой пословицей значение писанья Райского. У него уходило время, сила фантазии разрешалась естественным путем, и он не замечал
жизни, не знал скуки, никуда и ничего не хотел. — Зачем только ты пишешь все по ночам? — сказала она. — Смерть — боюсь… Ну, как заснешь над своей
драмой? И шутка ли, до света? ведь ты изведешь себя. Посмотри, ты иногда желт, как переспелый огурец…
— Можно удержаться от бешенства, — оправдывал он себя, — но от апатии не удержишься, скуку не утаишь, хоть подвинь всю свою волю на это! А это убило бы ее: с летами она догадалась бы… Да, с летами, а потом примирилась бы, привыкла, утешилась — и жила! А теперь умирает, и в
жизни его вдруг ложится неожиданная и быстрая
драма, целая трагедия, глубокий, психологический роман.
«Постараюсь ослепнуть умом, хоть на каникулы, и быть счастливым! Только ощущать
жизнь, а не смотреть в нее, или смотреть затем только, чтобы срисовать сюжеты, не дотрогиваясь до них разъедающим, как уксус, анализом… А то горе! Будем же смотреть, что за сюжеты Бог дал мне? Марфенька, бабушка, Верочка — на что они годятся: в роман, в
драму или только в идиллию?»
Старик шутя проживал
жизнь, всегда смеялся, рассказывал только веселое, даже на
драму в театре смотрел с улыбкой, любуясь ножкой или лорнируя la gorge [грудь (фр.).] актрисы.
— Боже мой! — говорил Райский, возвращаясь к себе и бросаясь, усталый и телом и душой, в постель. — Думал ли я, что в этом углу вдруг попаду на такие
драмы, на такие личности? Как громадна и страшна простая
жизнь в наготе ее правды и как люди остаются целы после такой трескотни! А мы там, в куче, стряпаем свою
жизнь и страсти, как повара — тонкие блюда!..
— Вы поэт, артист, cousin, вам, может быть, необходимы
драмы, раны, стоны, и я не знаю, что еще! Вы не понимаете покойной, счастливой
жизни, я не понимаю вашей…
Много ужасных
драм происходило в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой
жизни, тот найдет большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
Комедия
жизни неожиданно перешла в
драму…
С философской точки зрения относительная историческая
жизнь может быть признана самостоятельной сферой самой абсолютной
жизни, одним из явлений ее разыгрывающейся
драмы.
Судорожно натянутые нервы в Петербурге и Новгороде — отдали, внутренние непогоды улеглись. Мучительные разборы нас самих и друг друга, эти ненужные разбереживания словами недавних ран, эти беспрерывные возвращения к одним и тем же наболевшим предметам миновали; а потрясенная вера в нашу непогрешительность придавала больше серьезный и истинный характер нашей
жизни. Моя статья «По поводу одной
драмы» была заключительным словом прожитой болезни.
Природа любви-эроса очень сложная и противоречивая и создает неисчислимые конфликты в человеческой
жизни, порождает человеческие
драмы.
Моя
драма совсем не в том, что я должен преодолеть препятствия для использования
жизни в этом мире, а в том, что я должен преодолеть препятствия для освобождения от этого мира, для перехода в свободу иного мира.
Я всю
жизнь и при всех условиях читал романы и
драмы.
В глубине Божественной
жизни есть предвечная человечность, есть
драма отношений Бога и Его другого, божественного и человеческого.
Но вполне понятной может стать моя внутренняя религиозная
жизнь и моя религиозная
драма только в связи с пережитым мной внутренним опытом, глубоким внутренним кризисом — я имею в виду основную мечту моей
жизни, тему о творчестве человека.
В
жизни на одной стороне стояла возвышенно печальная
драма в семье Рыхлинских и казнь Стройновского, на другой — красивая фигура безжалостного, затянутого в мундир жандарма…
Счастливая особенность детства — непосредственность впечатлений и поток яркой
жизни, уносящий все вперед и вперед, — не позволили и мне остановиться долго на этих национальных рефлексиях… Дни бежали своей чередой, украинский прозелитизм не удался; я перестрадал маленькую
драму разорванной детской дружбы, и вопрос о моей «национальности» остался пока в том же неопределенном положении…
— Ну, еще бы! Вам-то после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей в сумасшедшем виде даст пощечину, и вот уж человек на всю
жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова
драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.
— Вы всё драматических этюдов отыскиваете, — продолжал он. — Влезьте вон в сердце наемщику-рекруту, да и посмотрите, что там порою делается. В простой, несложной
жизни, разумеется, борьба проста, и видны только одни конечные проявления, входящие в область уголовного дела, но это совсем не значит, что в
жизни вовсе нет
драмы.
Здесь был только зоологический Розанов, а был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который летал то около детской кроватки с голубым ситцевым занавесом, то около постели, на которой спала женщина с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом на недурном, но искаженном злостью лице, то бродил по необъятной пустыне, ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и, вставши по одному слову на ноги, начать наново
жизнь сознательную, с бестрепетным концом в пятом акте
драмы.
— А по-моему, снова повторяю, в народной
жизни нет
драмы, — настаивал Зарницын.
— Совершенно справедливо! — воскликнул Вихров. — И, кроме того, я вполне убежден, что из
жизни, например, первобытных христиан, действовавших чисто уж из пассивной страсти, могут быть написаны и превосходные оперы и превосходные
драмы.
В этом маленьком городке, где произошла ее семейная
драма, ни одна даже малейшая подробность частной
жизни не может ускользнуть от внимания праздных наблюдателей.
Весь зависевший от главного управляющего люд съезжался на эти завтраки с благоговейным трепетом: здесь постоянно разыгрывались те бескровные
драмы, какими полна
жизнь, и кипели вечные интриги.
Мать чувствовала, что она знает
жизнь рабочих лучше, чем эти люди, ей казалось, что она яснее их видит огромность взятой ими на себя задачи, и это позволяло ей относиться ко всем ним с снисходительным, немного грустным чувством взрослого к детям, которые играют в мужа и жену, не понимая
драмы этих отношений.
У нас и в
жизни простолюдинов и в
жизни среднего сословия
драма клокочет… ключом бьет под всем этим… страсти нормальны… протест правильный, законный; кто задыхается в бедности, кого невинно и постоянно оскорбляют… кто между подлецами и мерзавцами чиновниками сам делается мерзавцем, — а вы все это обходите и берете каких-то великосветских господ и рассказываете, как они страдают от странных отношений.
Пока все это творилось в мире официальном и общественном, в мире художественном тоже подготовлялось событие: предполагалось возобновить пьесу «Тридцать лет, или
жизнь игрока» [«Тридцать лет или
жизнь игрока» —
драма в трех действиях французских драматургов Виктора Дюканжа (1783—1833) и Дино.], в которой главную роль Жоржа должен был играть Мочалов.
Калерия (тихо).
Жизнь каждого думающего человека — тяжелая
драма.
Тогда на пароходе я написал кусочки моего Стеньки Разина, вылившегося потом в поэму и в
драму, написал кусочки воспоминаний о бродяжной
жизни, которую вы уже прочли выше. Писал и переживал.
У обоих руки в крови и разбиты сердца, оба пережили тяжелую
драму суда над ними — никому в Сенеркии не показалось странным, что эти люди, отмеченные роком, подружились и решили украсить друг другу изломанную
жизнь; оба они были молоды, им хотелось ласки.
У всякого в
жизни много своих дел, и редко кто служит, как в наших
драмах, машиною, которою двигает автор, как ему удобнее для действия его пьесы.
Все опыты, известные нам из повседневной
жизни и занесенные на скрижали бесчисленных романов и
драм, единогласно подтверждают, что всякие адюльтеры и сожительства у порядочных людей, какова бы ни была любовь вначале, не продолжаются дольше двух, а много — трех лет.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он не сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая
жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными
драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
— Очень много; правда, что многие из действительных событий неправдоподобны, основаны на слишком редких, исключительных положениях или сцеплениях обстоятельств и потому в настоящем своем виде имеют вид сказки или натянутой выдумки (из этого можно видеть, что действительная
жизнь часто бывает слишком драматична для
драмы, слишком поэтична для поэзии); но очень много есть событий, в которых, при всей их замечательности, нет ничего эксцентрического, невероятного, все сцепление происшествий, весь ход и развязка того, что в поэзии называется интригою, просты, естественны.
Елена. Идемте-ка… Что тут нехорошего? Даже в театре после
драмы дают что-нибудь веселое… а в
жизни это еще более необходимо…
Татьяна. Нет… Я в этот сезон едва ли буду ходить в театр. Надоело. Меня злят, раздражают все эти
драмы с выстрелами, воплями, рыданиями. (Тетерев ударяет пальцем по клавише пианино, и по комнате разливается густой печальный звук.) Все это неправда.
Жизнь ломает людей без шума, без криков… без слез… незаметно…
В пастушеской
жизни, как и везде, могут быть страсти, но не те, которые возможны в
драме, — слепая покорность, коварная скрытность, двоедушие так же мало идут в истинную
драму, как подлое убийство, как чувственность.
Агишин. Нет, дурное, сентиментальное: излишнее развитие возвышенных чувств в ущерб рассудку, страстные порывы к идеальному. А так как в жизни-то все реальное, идеального ничего нет — вот и пойдут разочарования, расстройство нервов; да этого еще мало: семейные
драмы, разбитые
жизни! Вот где источник-то мигреней, Нина Александровна, в возвышенных чувствах!..
Образ
жизни его изменился; ученые филологические труды прекратились; другие люди стали посещать его; другие мысли и заботы наполняли его ум и душу, и живое воспоминание только что разыгранной исполинской
драмы, в которой сам он был важным действующим лицом и двигателем народного духа святой Руси, — подавило его прежние интересы; но он встретил меня и брата с прежним радушием и с видимым удовольствием; Дарья Алексевна — также.
Со времени описанных событий прошло уже более восьми лет. Одни участники
драмы умерли и уже сгнили, другие несут наказание за свой грех, третьи влачат
жизнь, борясь с будничной скукой и ожидая смерти со дня на день.
Рыдания девушки, в ужасе останавливающейся перед грязью
жизни и дающей клятвы никогда не выходить замуж, ее опошленная и опозоренная любовь, — это
драма тяжелая и серьезная, но в то же время поражающая своей противоестественностью.
И вот однажды мы разговорились с ним о закулисных цирковых
драмах. — …Да, да, да, — сказал он задумчиво. — Мне тоже приходилось читать рассказы из цирковой
жизни. Все это неправда. Самый любимый мотив у писателей — это непременно месть покинутой женщины: подпиливается проволока, тушится не вовремя электричество, лошади дают отраву и так далее…
Действуя под неотступным давлением сомнений, без сильных влечений и антипатий, при безмерности довольно мелкого самолюбия и крайнем беспокойстве воображения, Лариса в течение года своего замужества с Подозеровым успела пройти большую
драму без действия, с одним лишь глухим, безмолвным протестом против всего и с оскорбляющим
жизнь бесстрастием.